В нем надежно сплелись русские, украинские, немецкие и эстонские корни. Он родился и вырос на Украине, и его не проведешь россказнями о том, как плохо жилось республике в составе СССР.
Детство Виктора Кельха прошло недалеко от Харькова, в поселке Артемовка. Дома говорили на русском языке, на улице – на украинском. Мальчишка знал оба, и в школе, где все предметы преподавали на украинском, у него проблем не было. Кстати, русский язык там тоже изучали. И пели песни обоих народов.
Потом семья перебралась в Харьков. Там была русская школа, где на уроках украинского языка писали диктанты, изложения и читали украинскую прозу и поэзию.
В Харькове было два крупных театра. В одном – имени Тараса Шевченко – ставили украинские пьесы, в другом – имени Александра Пушкина – русские. И так во всем. Люди разных национальностей не уживались, а просто жили: хорошо, дружно жили, во взаимопонимании и уважении.
И берегли могилы советских солдат.
Во время войны в Артемовке погибших хоронили возле домов, на огородах, посреди колхозного поля. В конце 50-х все останки собрали и сделали одно общее захоронение, поставили памятник. В Харькове всегда торжественно отмечали 23 августа – день освобождения города от немецких захватчиков.
По малой родине Виктор Викторович и сегодня тоскует. В советское время он искал на пензенском рынке украинцев, чтобы поговорить, насладиться певучей речью с мягкими «ль» и приглушенными «г».
Член Союза писателей России, он пробовал переводить на русский украинские песни. Бросил – слова практически те же, но нет в них нежности, красоты, поэтичности первоисточника. А когда затягивает мелодию своей родины, голос его – обычно сильный – срывается, и Виктор Викторович прижимает руку к сердцу: «Украина вот здесь сидит, понимаешь?»